КУДА ЛЕТИМ?
Татьяна КУЗОВЛЕВА, "Дальний перелёт". — М., "Русская Книга", 2004
ВремЯ неумолимо. Уже неблизкие шестидесятые: юный трепет души, комсомольский
значок на школьном фартуке, стрижка "карэ", первые стихотворные строки в
потаенной девичьей тетрадке.… А ныне, сорок лет спустя: безлюдье и желанная
тишина дачного отшельничества, мигрени, внутрисемейный статус бабушки,
ностальгия по некогда радужным старым московским дворикам и его влюбленным в
тебя обитателям, невесть с кем и куда подевавшимся. А что же осталось для
себя, неотторжимое? Остались стихи, семинары молодых писателей, тогда еще
СССР, щедрые на отзывы мэтры поэтического слова, радующие своим постоянством
подборки стихов в толстых журналах, конечно, авторские книжки, коих за без
малого почти сорок лет вышло достаточно, ну и членство в союзе писателей
СССР, тоже факт неопровержимый, такое уж было время…
Случайно (как всегда), пробегая глазами обложки стихотворных книжек в лавке
ЦДЛ, увидел знакомую фамилию. Вспомнил, что когда-то нередко читал подборки
этого автора в периодике, тогда еще неумолимо и зримо проникающей в
"глубинку", что-то из прочитанного задевало, запоминалось.… И вот,
расплатившись с продавцом, держу в руках симпатичную небольшую книжку
(очередную) стихов Татьяны Витальевны Кузовлевой, поэта безусловно
мастеровитого, с именем. Появилось желание разглядеть, попытаться понять
через стихотворное слово поэта нынешнего, возможно, с его итоговой
поэтической поклажей, "Дальний перелет".
В ближайший выходной без затруднения одолел небольшой объем книжки — около
ста стихотворений, тяготеющих к лаконичности. Мысли и чувства, которые
вызвали у меня стихи Татьяны Кузовлевой, возможно, будут интересны читателям
этих заметок, так как они весьма характерны при анализе определенной
поэтической иерархии либерально-демократического толка, не желающей
вспоминать свое зачастую беспечное, щедро оплаченное социалистическим
государством (в том числе и коммунистическим литературным фондом)
поэтическое отрочество. Я думаю, на подобные оценки мне дает право статус
литератора, не замешанного во внутрилитературных "междусобойчиках" как
"правого", так и "левого" толка, а уж тем более никогда (и по сей день) не
кормящегося литературными трудами.
В предисловии к книжке, написанном не менее "звездной" Риммой Казаковой,
говорится о некой сложившейся (за долгие годы творчества Т. Кузовлевой)
"системе ценностей", главным в которой следует считать любовь к человеку — в
самом широком смысле этого слова. Ну что ж, тема в поэзии вечная, как мир;
кому, как не женщине, воспевать любовь в себе и ее лелеять. Сразу хочу
сказать, как человек не посторонний в поэзии: действительно, стихотворения
из книги "Дальний перелет" в массе своей весьма мастеровиты, несут на себе
печать принадлежности к определенному жанру, безусловно, хотя и не поражают
меня как читателя какими-то свежими откровениями, образными находками, или
масштабностью мысли. Добротная типичная женская лирика, с преобладанием
(ввиду возраста автора, пожалуй) созерцательно-философского начала, к
сожалению, без прорыва в духовно-нравственные истоки любви к человеку и в
человеке, как миропонимание, если угодно. Я не сторонник литературных
дискуссий по схеме "сам дурак", а предпочитаю профессиональную доказательную
полемику. В подтверждение вышесказанного готов перечислить несколько, на мой
взгляд, приглянувшихся мне стихотворений: "И я бы над землей летела…", "И
пусто, и светло…", "Пахнет хвоей и древесной прелью…", "Над той водой, где
нету брода…", "В пространстве бытия…", "Двое на планете", "Спит река и ей
усталой снится…", "Мужчина", ее хрестоматийное "Я вижу в случайном
декабрьском дне…", "А дело вовсе не в беде…", "Веселый юноша", "И вот за
окнами с утра…", "Сквозь снег", ну и ряд других. Все это к тому, что
определенно есть предмет для разговора, позволяющий высказываться
фундаментально и мировоззренчески в целом, не распыляясь на построчные
опусы, как в иных незрелых, стилистически не устоявшихся потугах. Тем не
менее, в свете вышесказанного, странно, мягко говоря, было встречать в
некоторых стихотворениях Татьяны Кузовлевой, явные уступки элементарному
поэтическому вкусу, как то:
"… Все мы живем на земле не капризною славою,
Не ожиданием манны на праздном пути"…
Это что-то вроде передовицы времен "застоя". Или вот это, из другого
стихотворения:
"… Когда бы не это свеченье
В младенческих лбах…"
Комментировать подобное я лично затрудняюсь, объясняя его исключительно
безвкусием автора. Еще? Пожалуйста:
"… Взлететь туда, где свиты в цепь одну
Бесчисленные воплощенья мира".
Вся эта цепь воплощений сродни дырке от бублика, естественной для вдумчивого
читателя, к коим я с позволения себя отношу. А вот попытка автора дать одну
из характеристик ушедшему XXI веку, как говорится, "езда с отпущенными
вожжами":
"…Все было в нем — и героизм, и ложь,
Открытия, предательства, страданья.
В нем миллионы гибли ни за грош"…
Вот как, оказывается, все просто: всуе, походя, между прочим как бы… Сродни
вышеуказанному опусу и такой "шедевр" Татьяны Кузовлевой:
"… Простите, кто жил в сопредельной земле
И смежил в России ресницы.
Всех смерть уровняла в холодной золе —
Меж мертвыми нету границы…"
Любит автор и щегольнуть замысловатой образностью, не отдавая себе отчет,
что это дитя незаконнорожденное, необязательное в смысловой ткани стиха:
"… Плеснула осень в поздний свой рассвет
Плач золотой на ивовые плети…"
Метафорическая перегруженность, делающая эти строки не прожевываемыми,
просто очевидна. Может это единичный казус? Ничуть не бывало. Извольте:
"… Влиться в движенье такого потока,
Где над сквозным ареалом планет
Плещется свет".
Абсолютно вычурная вторая строка убивает зачатки смысла. А вот яркий
образчик "езды в незнаемое", коих великое множество, к примеру, на сайте
"Поэзия — точка — ру":
"… Что ж я медлю? Сорваться,
взлететь, захлебнуться, разбиться
И ворваться в тоннель
сквозь отчаянье и торжество,
И к слепящему свету
прибиться случайной частицей
И себя позабыть,
и пароля не знать своего".
Если бы уважаемый наш поэт удосужился вчитаться в написанное, то вряд ли
допустил бы и такой "ляп":
"… И кровь толкает горячо
Меня волною в сердце".
Кто? Куда? Кого? Понять невозможно… Да уж, Татьяна Витальевна, мало Вас
"пестовали" учителя, ох мало! И подобных "шероховатостей", мягко говоря, в
книжке "Дальний перелет" хватает. Что бы уж совсем не расстраивать читателя,
ограничусь еще одной, и перейдем к основным позициям автора:
"… В снежных вербах затерялась алость
Разметалась зимняя заря:
Словно это сердце расплескалось
У встревоженного снегиря".
Уважаемый поэт, даже имея гиперболическое воображение Маяковского (к
примеру), сравнить красную грудку одного снегиря с разметавшейся зимней
зарей — это перебор явный…
Ну, довольно о частностях. Давайте о главном все же. Вчитываясь в
стихотворные строки Т. Кузовлевой из книжки "Дальний перелет", постигая их
суть, естественно, я задавался вопросом — о чем эти строки, каковы их
нравственные ориентиры, какой он, автор, куда и зачем он направил свой
полет? Откровенно скажу, ответы на эти вопросы находились не просто. Уж
больно духовно размыт, ускользающе-уклончив автор. Но кому дано — с того и
спрос, как говорится, особый. Иные мне могут возразить: "А какая надобность
в столь подобострастном подходе к лирическому повествованию? При чем здесь
какие-то духовно-нравственные ориентиры? Мол, поэзия существует сама по
себе, вне границ, национальностей и уж, понятно, вне политических
пристрастий!!!..." На все эти возражения есть один, на мой взгляд,
нокаутирующий аргумент, озвученный когда-то классиком: "Поэт в России
больше, чем поэт…" Это в Лондоне, Нью-Йорке, или, к примеру, в Тель-Авиве
эстетствующий космополитизм (обо всем и ни о чем) вольно прижился на
поэтической свалке: выволок из груды, быстренько справил "эстетическую
нужду", смял, как положено, и обратно туда же… в помойку.
Слава Богу, нам с Вами, читатель, до этих свалок далеко, вот только бы у
себя под носом не развести подобных помоек. Впрочем, давайте вернемся к
книжке "Дальний перелет". Согласитесь, как читатель я вправе ждать от
заматеревшего, несущего на себе былой ореол поэтической значимости автора
подобных же откровений, глубоко проникающих в суть российской
действительности, дающей зримый срез ее народной души. Конечно, я понимаю,
что передо мной не пророческие строки Лермонтова, Блока, или того же Рубцова
("Россия, Русь, храни себя, храни…"), — но дайте мне хотя бы приближение к
этому, его дуновение!..
Что касается любовных и пейзажных излияний, то в них лирическая героиня Т.
Кузовлевой, безусловно, убедительна и даже порой симпатична. И не
удивительно, поскольку это и есть ее максимальный поэтический рубеж,
предельно взятая лирическая нота, которая, увы, теряется в многоголосом
нынешнем авторском хоре. Откройте любую (за редким исключением) стихотворную
книжку поэтессы и обязательно найдете примерно следующее:
"Из многих истин, что в меня вросли,
Беру лишь ту, что кажется нетленной:
Я — временная странница Земли,
Я — вечная скиталица Вселенной".
Вот в этом то и беда, что лирическая героиня (а вместе с ней и автор) лишь
только временщик на нашей земле; не коренной житель, а транзитник. И именно
от этого неродства (возможно, и генетического) лирическая героиня вольно и
невольно раскрывается постепенно, по мере чтения книжки, в своей исподней
личине. В первом же стихотворении она проговаривается:
"… Если же может статься я
Лишней буду в стране,
Внутренняя эмиграция
Станет опорой мне".
Стихотворение Татьяны Кузовлевой "Поверь, Иерусалим"… на мой взгляд,
является краеугольным для понимания позиций и духовных исканий автора:
"Поверь, Иерусалим:
Была моя бы воля,
Губами бы сняла
С твоих камней слезу…"
А вот и концовка этого стихотворения:
"…Прости, Иерусалим,
Я вряд ли вновь здесь буду.
Но будет жечь меня
На северных ветрах
Жар полдня твоего,
Твоей ночи остуда
И за твоих детей
Неистребимый страх".
После таких откровений убеждать меня, читателя, гражданина и патриота
России, что "одна у нас земля, один у нас Господь" (из этого же
стихотворения) — нет уж, увольте. Разные у нас с Вами, уважаемый автор, и
земля, и Господь, как есть — разные! Вспомним, читатель, убедительное
заверение Р. Казаковой в предисловии к книжке о высокой жертвенной любви к
Человеку, исходящей от автора. Об этой любви трогательно поведала нам
лирическая героиня в процитированном выше стихотворении: "Поверь,
Иерусалим…". Но эта любовь к Тому и Там человеку, а нам с вами, читатель,
предназначены другие эпитеты из других лирических откровений:
"В стране, где известен диктат документа,
Где вздох один — от эйфории до бед,
Пророческой миссии интеллигента
Беспаспортной, горше, опаснее нет…"
Вот кого жалко лирической героине в пугающей ее России — интеллигента,
"замордованного" до предела всей ее последней историей. Куда уж тут
лапотнику-крестьянину податься, у кого просить сочувствия, вот уж воистину
до конца шестидесятых беспаспортно, на собственной шкуре выносившего все
бредовые искания своего бесплатно обученного, но всегда недовольного
интеллигента. И в продолжение строки из другого стихотворения:
"… Я ведь тоже из тех,
Кто родился с прямою спиною.
Я из тех, в ком бунтует в крови
многокровная смесь…"
Да уж догадались… Не по породе земля-кормилица; на ней пахать надо,
горбатиться… Легче в потаенной смуте, колдовски шептать в запертом жилище:
"Когда ветра вблизи и вдалеке
Гудят безостановочно над нами,
Мне страшно за свечу на сквозняке, —
И я ладонью заслоняю пламя.
А на Руси извечны сквозняки,
А на Руси неистрибимы свечи…"
Нет, притворна, не праведна любовь лирической героини к земле и людям,
вскормившим и воспитавшим ее. Да и времена нынче такие, что любовью со
стороны не отделаешься — костьми лечь надо: за родное, кровное. Только мы то
знаем уже где оно роднее. И уже сама, устав от лицедейства, лирическая
героиня стихотворения (" А.Н.Яковлеву") заключает:
"… Но вот беда — как годы ни летели,
Какие не сменялись времена,
По прежнему у нас метут метели:
Россия — это зимняя страна.
Здесь иногда сквозь стужу не пробиться,
Здесь оттепели кратки и редки.
Здесь глухотой окружены провидцы…"
Вот и ответ на последний интересовавший нас с читателем вопрос (после "Кто?"
и "Откуда?") — Куда?
Как ни крути — а душу не обманешь, насильно не перекрестишь. Рвется она
туда, куда ей положено "в дальний перелет" — в теплые, в безметельные края.
Ну что ж, пожелаем лирической героине безусловно познавательных и мне лично
где-то даже симпатичных поэтических откровений "счастливого пути", говоря
языком интеллигентов, а от всех остальных (как встарь на Руси повелось) —
скатертью дорога!
Павел КосЯков
Обсудить
на форуме.
|