Виктор ПЕРЕГУДОВ

Виктор ПЕРЕГУДОВ

Виктор ПЕРЕГУДОВ

САПСАН

Сапсан гнездился на утёсе Московского университета; жил безбедно. Яростно, чисто охотился, но жил тишайше. Что сапсану шуметь, что кричать — шум и так стоял в небе порядочный: город не только мутил дымами небесный над собой воздух, но еще и мял его, и корёжил, и морщил, и раздирал всякими своими воплями, свистами, хрипами, щелчками, стонами, шорохом, визгами, и в особенности музыкой. Ой, музыка ли это, музыка ли это — сапсан не ведал. И никто не ведал, кого ни спроси в громаднейшей башне под гнездом сапсана на ученом утесе.

Я достоверно знал о его гнезде, потому что прочитал в газете, что мало сапсанов в Москве, и, помню, удивился: есть, оказывается, даже сапсан в городе — и не в зоопарке, где птицы, может, с ума сходят — по неизвестной причине. Думаю, и звери — тоже. С ума они сходят там, в зоопарке — непривычно всё же, гадко от людей, что за жизнь, поймите, в зоопарке. И на сытость зверью если и не наплевать, то всё равно свобода лучше сытости. Это человеку сытость важней важного, но не зверю, нет, но не птице, нет, не птице. Человек за сытость убьет, сапсану она не нужна, ему — сила нужна, простая ярость от крови. Человек-то не летает, нечем махать, крыльев нет у бедного, а сапсан — вот слушайте, слушайте Брема: "При преследовании добычи он летит с такой быстротой, что слышен только свист и виден летящий по воздуху предмет, в котором нет никакой возможности различить сокола".

Сказал Альфред Брем, а не в журнале для молодежи. Но, продолжу мысль, газета точно писала: сапсан живёт на МГУ — и может навсегда покинуть столицу, потому как — экология больная, метастазы цивилизации лижут, знаете, даже такие отвесные, уступчивые башенные утесы как имени Михаила Ломоносова главный университет, и вот дотянулись до сапсанова гнезда. Улетит он, улетит, и не увижу сапсана, если улетит он — а куда ему деться от грязи городской жизни, от мусора звуков — только лететь, лететь.

Думаю, так бы он поступил: взлетел бы над разлапистой звездой над храмом науки (размах её, вообразите себе — 9 метров), посмотрел бы хоть на Новодевичий монастырь — всегда там пернатые плавают на воздухе, высмотрел бы голубя позобастей, зоб что б был с переливами — и стукнул бы его — вот и силы на дорожку! Но что там голубь, в нем крови мало, мяса мало, но гуся, допустим, где изыщешь в московском небесном поле, где?

Перелётные когда еще соберутся перелетать, а деревенские — ну какие тут деревенские: если есть где, то не летают, ходят как поросята с крыльями, а для чего им крылья — неясно, рудимент. Да их и нет, деревенских, и сапсан, хоть и быстрый летун, а как-то не рвался на подмосковные деревни падать. Сапсан, знаете, падает в атаке под углом в 45 градусов. И деревень не стало. Тяпнуть бы сапсану самолёт, но — излишне высоко летают самолёты. Вкус их птицам неизвестен, и, вроде бы, самолёт может сам птицу сожрать, если наскочит на неё в прямом механическом полёте.

Вот я пришел к университету, я хотел увидеть сапсана в Москве, и я стал ходить, задрав голову, а вы попробуйте походить вокруг храма науки, громаднейшего здания, задрав голову — не закружится ли голова?

На свое счастье встретил гринписовца (вот слово-то, извините), ну, "зеленого" (а "зеленый", чтоб знали вы, это тот, кто был в Гражданскую войну, что в прошлом веке, ни за "белых, ни за "красных", нынешний же "зеленый" не значит, например, молодой, но означает — ходит на демонстрации защищать природу. Отчего многие смеются. Я не из таковских, что смешного в издевательствах над природой — но, правда,. смешно протестуют!) — вот гринписовец мне и подтвердил: есть сапсан, есть тут сапсан. И заорал: вон летит!

А я в очках. Я в очках.

Ничего не увидел, только глаза заслезились.

Может быть и есть тут сапсан, мне-то что за дело?

Дело в том, что я женщину разлюбил.

И вот меня потащило к университету на Ленинские, тысяча извинений — на Воробьёвы горы. (Всё с птицами связано почему-то, с птицами. Не крылышки ли режутся? Если они, то ангельских мне, пожалуйста, не надо. Не надо, я грешный, в портмоне у меня есть маленькая бумажная иконка — икона Божией Матери "Споручница грешных". Это, наверное, значит, что она грешных оберегает. Я не знаю.)

Я женщину якобы разлюбил, разлюбил суку мою милую.

Меня потащило аж на Ленинские горы, тянуло повыше забраться. И вот я в метро прочитал правдивую газетку, а там как раз про сапсана, и я подумал: есть ли что-то общее между сапсаном и мной. Сапсан — это мужского рода, это — сокол, имя его — калмыцкое, а я даром что близорукий, а все ж таки чуть косоглазый, и у меня плохо растет борода — это признак, что я татарин малость, а где татарин, там и калмык. Все люди, к сожалению, братья. Не исключаю, что и гринписовец мне братец.

Он может мне быть братом, потому что женщины всегда изменяют, что теперь, что в глубине веков, поэтому все люди — братья и сёстры, всё смешивается в женской тесной глубине.

Ты полюбишь женщину и станешь сохнуть, а она тебе, только не волнуйся — сестра отдаленная.

Вот, прочитавши в метро газетку про сапсана, я понял, что надо делать: надо думать про него, про сапсана, но не про мою суку милую. Там, в университете, продаются разнообразные книги, есть и Брем, но мне зачем покупать — я открыл том на развале, прочитал, запомнил, всё понимаю про сапсана.

Ты только не думай про неё, если якобы разлюбишь, не думай изо всех сил, не то — в дурдом, дружок, в дурдомчик, там таких принимают. Хотя сейчас есть могучие, лютые таблетки — махнешь парочку, запьёшь водкой, и…

И будешь думать про неё.

Но ты лучше думай про сапсана, он ведь брат тебе.

Брем по томам отдельно не продавался, да мне и денег жалко, я их лучше на бинокль потрачу — бинокль мне пригодится для наблюдения за птицами.

Сейчас нет дефицита никаких товаров, поэтому я быстро себе купил пятнистый бинокль. Как бы армейский — что значит надежный. На правом окуляре есть, кстати, рубчатое колёсико, кроме того, что между трубками, и это колёсико для того, что если у кого глаза разные по зоркости, тот себе может поднастроить под каждый глаз свою зоркость.

Сапсан различает голубя с восьми километров.

Я залезу на университет повыше, налажу бинокль — вся Москва перед глазами. Гляну, само собой, в её окно, но поскольку суббота, то дома она точно не сидит, а мотается — и я знаю точно, где она мотается.

Полагаю, я рассмотрю, и с кем она мотается, моя сука. Моя!

Я довольно прекрасно знаю, где она мотается, когда одна, и что ест. Где она бывает, когда захочет поесть. Какие она магазины смертельно любит, и уж если начнёт мотаться, то обязательно там окажется.

Большую часть их мне неплохо видно.

Москва, конечно, большой город, но я особо не тороплюсь. Всё равно ведь я её… я её разлюбил. Спешить теперь особо некуда.

Я поднялся на лифте на какой-то достаточный этаж, пробрался к окну, смотрю. Наверное, стёкла бинокля блестят, так что, если она случайно бросит свой взор на здание университета откуда-нибудь снизу, из Москвы, то, не исключаю, заметит блеск оптики.

Немало времени я там убил, на университете, а ничего не разглядел. Но кое-что видел. Во-первых, я там ведь ночь просидел, и я прятался, и невольно видел любовь студентов. Я прятался под столом. И так далее, не интересно.

А днем я видел тоже любовь, там много вокруг университета мест, где наскоро кое-что, и сверху видно, но не интересно.

Вот я думаю: вот бедный сапсан с его зрением — чего он только ни видит из поднебесья, летая над Москвой.

Я не думаю, что он приглядывается, например, к голым пляжам в Серебряном бору. Сапсан не так чтобы часто смотрит на землю, его ярость — вся в небе, он себе крови ищет в небе, хотя гуся, стукнув, добивает на сырой земле.

Сапсан ищет себе крови в небе.

Я свою женщину ищу на земле.

К вечеру ничего уж мне не видно, но я всё шарю и шарю по светлым местам, и, знаете, даже увлёкся: ну до чего же хорош, ой, до чего же красив наш город.

Москва, Москва, люблю тебя как сын.

Город моей женщины.

Я проспал там ночь, утром пораньше приладился на свой наблюдательный пункт. Я ничего не ем двое суток, как её разлюбил, и не пью.

И не хочу.

Мне бы сожрать голубя!

Его кровь ведь красная, яростная, и солёная!

Утром в оптическом радужном воздухе пронеслась стремительная тень — не сапсан ли? Не к ней ли — рассказать обо мне?

Утро в Москве прозрачное, только толстый, мутный блин смога висит над центром — ветра нет, к сожалению, что б сдул подушку дыма с любимого города.

Тень пронеслась быстро, а бинокль — вещь полуслепая, за птицей сле —дить трудно. За сапсаном не уследишь, точно.

При преследовании добычи он летит с такой скоростью, что слышен только свист и виден летящий по небу предмет, в котором нет никакой возможности различить сокола.

Знаете ли вы, прямоходящие приматы, какую скорость развивает сапсан в боевом падении на жертву?

До 350 км/час.

Это научный факт, а не дурак из университета вам сообщает.

Наступило воскресенье. Воскресенье — день весенний, песни слышатся кругом, с добрым утром, с добрым утром, и с хорошим днём!

Посмотрим. Посмотрим.

Воскресенье, а явились студенты — и началось. Я не стал под стол прятаться, они тут думали потискаться — и ушли куда-то. По кустам я уж и не смотрю. И так всё ясно.

Дымы из труб начало заворачивать на запад — ветер, ветер, ветер, ветер, ветер пролетел, ветер, ветер, ветер, я давно тебя хотел.

Что ж ты, сука, наделала!

Ты любишь ходить по набережным, а набережную, Лужниковскую, отсюда замечательно видно.

Если она придёт не одна? Если не одна придёт!

Устали мои глаза, и сколько же женщин ходит по набережным, и сколько их бродит вокруг университета, и скольких берут по кустам! И неужели по любви?

Но неужели без любви.

Всякую платную грязь, да и любовную студенческую дружбу, я не беру в размышления. Неужели...

Я мало что вижу, мало вижу. Всё двоится. Слезы набегают на глаза от напряжения, и как ни крути рубчатые колёсики, а всё нет резкости.

Как же я её разгляжу в бескрайней Москве?

Надо спускаться на землю. Пойду и буду её искать, и, может быть, я её найду. Стёр глаза, теперь сотру ноги — и ладно. Найду её, суку милую, и убью.

Я спустился на землю, поднял напоследок глаза к небу и явственно, чётко, резко увидел сапсана на ученом утёсе. Опишу, как он выглядел в это утро. У сапсана, размером он всего с ворону, мощная грудь, под глазами у него оригинальные чёрные пятна, похожие на усы. Но это не усы, а окраска. Такие же или похожие есть только у чеглока, ни у каких других соколов усов нет.

Сапсан смотрел на меня сверху, и думал горько: вот человек. Этот же человек, думал сапсан, стоял у окна, не исключено, что собирался полетать. Жуткое зрелище, когда человек летит. Разбивается всмятку.

Я пошел на книжный развал, нашел там Брема и вложил в том вырванную страницу. Не хотел я признаваться, что я её вырвал из книги, но — лучше признаться. Икона Божией матери "Споручица грешных" не позволяет мне лгать. Я признался книгопродавцу.

Совершенно случайно я встретил внизу гринписовца. Ему подарил бинокль, рассудив, что мне теперь, когда я посадил глаза окончательно и капитально, бинокль не скоро понадобится. Гринписовец опешил от приятности. Ладно, зеленый, охраняй родную природу, не ленись ходить на демонстрации. Нам угрожает экологическая катастрофа, слыхал нет?

Я пошел пешком по Москве, мимо свадеб на смотровой площадке, мимо каких-то магазинов ненавистных, ездил целый день в метро, слепнул на улицах до ночи.

Я звонил ей — и никто мне не ответил вечером. А ночью я провалился в звериный сон, спасаясь от близости дурдома.

Потом пошли таблетки, таблетки, прогулки, предупредительные врачи. Ну, и таблетки, конечно. Я, на самом деле, здоров. Мы бодры, веселы! А что, что таблетки? От простуды, вы не думайте!

Мне бы сожрать голубя! Кровь у него красная, яростная, солёная на вкус. Но как мне его ударить в небе?

Эту историю я потом рассказал своей милой, своей любимой, своей единственной женщине, солнышку моему — ей, птичке моей, через два года. Не удержался, дурак, рассказал. Она сидела в зале на защите моей диссертации, в МГУ, посылала мне свою энергию, а потом, перед бедняцким научным банкетом, мы вышли погулять, передохнуть, и я всё рассказал. Кроме того, что видел, что делается в кустах вокруг университета.

Она потемнела лицом.

— Пойдем в кусты! — сказала она вдруг хрипло и яростно.

На этом заканчиваю. Для полноты сведений есть одно дополнение. Что бы вы поняли кое-что про сапсана. Сапсан гнездится по всему миру, но очень редко встречается. Нет таких краев, где сапсан во множестве. В Москве сейчас, вроде бы, есть сапсан.

А может и нет, кто его знает.

Мне, выходит, крупно повезло: я видел сапсана!

Но и он видел меня — в ту минуту, когда я в смертном ужасе отшатнулся от распахнутого окна.

Обсудить на форуме.