|
Владимир СИЛКИН
Вот и добрался я до своего 50-го Покрова. С чем себя и поздравляю. А вам от
именинника — новые стихи.
Я из этой волости
Я, конечно же, грешил,
Но не делал подлости,
По-людски на свете жил
В самой лучшей волости.
Там, где вся моя родня,
Одного гулящего,
Терпеливо ждет меня,
С небом говорящего.
Видит Бог, не изменюсь,
Жизнь не переделаю,
Но опять иду, винюсь
Полю ночью белою.
Ты прости, ковыль меня,
Нет в душе фальшивости,
И корит, корит родня —
Все по справедливости.
Дунул ветер неземной,
Мягко тронул волосы…
Что же делать? Я родной,
Я из этой волости!
Отпускник
Не всегда и в меру пил,
И подруги были.
Ох, как сладко я любил,
Как меня любили!
Я о прошлом не грущу,
Не пускаю слезы,
Я на родину хочу,
Под свои березы.
Сяду с другом на яру,
Помолчу немного,
Потому что поутру
Предстоит дорога.
Что за карта ляжет мне —
Я того не знаю.
От войны к другой войне
Я себя гоняю.
Хорошо еще без пуль,
Без свинца в лопатках,
А не то бы весь июль
Пролежал в заплатках.
Гарнизонов — тыщи штук.
Где я завтра буду?
У меня не хватит рук
Бить за всех посуду.
До свиданья, Ряжск! Пока!
Вновь команда; "Стройся!"
Вот тебе моя рука.
Спи, не беспокойся.
Минное поле
На дороге танк без башни,
Как солдат без головы,
И какой-то хрен на пашне,
Сразу видно, из Москвы.
И чего полез на мины,
Для чего утюжил грязь?
Я ему прикрою спину,
Я ему налажу связь.
Пусть он помнит это поле,
Пусть запомнит эту ночь…
Он стоит, глаза мозолит,
Он кричит: "Земляк, помочь?!"
Он идет по бездорожью,
Трассера над головой.
Да пригнись ты, Матерь Божья,
Как ты до сих пор живой!
Он идет, заговоренный,
Он погибнуть опоздал,
Я его на Малой Бронной
Год назад еще видал.
Он шагает колеею,
И дымится колея,
Он идет от боя к бою,
Как Добрыня, как Илья.
Голоса
Светлой памяти
всех не вернувшихся с войны
Обливается сердце кровью —
Золотым-золоты леса.
По бескрайнему Подмосковью
Подают они голоса.
— Говорят, скоро будет зябко,
Будут ночи еще темней,
А на взвод — сапоги да шапка.
Проживи целым взводом в ней.
Что молчишь, старшина Емелин,
Что, не нравится мой вопрос?
Сколько мы ничего не ели?
Что ты ужин-то не привез…
— Почтальона опять не видно…
А за почтой ушел чуть свет.
Понимаешь ты, что обидно,
Мне давно уже писем нет.
Может, дома чего неладно?
Все случается, все ж война.
А так хочется, так-то надо
Знать как дети и как жена…
— На, Петров, отхлебни из фляжки,
Потерпи, попадешь домой.
Ну, куда ты в одной фуражке
Босиком побредешь домой!
Ты добудь сапоги и форму,
Ты дорогу расчисть домой.
Как ты мертвый пойдешь до дому?
Ты ведь с нами, в земле, живой.
Только вместе пробьемся к свету,
Только вместе побьем врага.
Я забыл, что такое лето,
Я забыл, как идут снега...
— Лейтенант! Ну, пошли за хлебом,
Я без хлеба уже устал…
— Эх, сейчас бы взглянуть на небо!
— Может, бой идти перестал?
— Все возможно и наши близко —
Откопают, терпи, сержант.
Мы с тобою под обелиском,
А другие в грязи лежат.
И найдут их, видать не скоро,
А на днях обещают снег…
И когда из Мясного бора
Смогут вытащить наших всех?
Хватит! Спать, экономить силы!
Старшина, не пали дрова!
— Лейтенант, ты скажи, Россия
Все сражается? Все жива?
— Эх, Петров, ты не знаешь меру!
Слышал, пушки в Бородино.
Ты пойми, под землей без веры
Я бы умер уже давно.
Мы еще года два протянем,
Не забудет своих страна.
Мы, Петров, поживем, мы встанем…
Не гаси свечу, старшина!
Кто-то
Вот ведь как оно бывает —
Жизнь мудрить не устает:
Кто-то близких убивает,
Кто-то за других встает.
Кто-то спит с чужой женою,
Кто-то женщин гонит прочь,
Кто-то в контрах со страною,
Кто-то рвется ей помочь.
И у всех свои заботы,
И у всех свои дела…
Бьет и бьет бандитов кто-то,
Чтобы Родина жила.
Русские
А у русских такая судьба —
Выбираться всю жизнь из болота.
Мы стоим у любого столба
И не прячем широкого лба,
Пока им не уткнемся во что-то.
В трех соснах заблудиться грешно,
Ну, а мы в них столетья блуждаем.
По идее уже не смешно,
Что набычась, нахохлясь, давно
От сердечности нашей страдаем.
Но для нас же поют соловьи!
И резвится ромашка простая!
С нас и ветер пылинки сметает,
Только радуйся, только живи,
Подрастающих внуков считая.
Наши росстани не заросли,
И не высохли дивные реки.
Все, что светлого есть в человеке,
И в двадцатом, и в нынешнем веке
Только русские и сберегли.
ЗрЯ?
Вернисажи на Арбате,
Нищета внутри страны…
И за это дрался батя,
Мерз в окопах полвойны?
Зря представленный к награде,
Но ее не получив,
Без руки вернулся дядя,
И сосед остался жив?
Зря лежат на поле брани,
Сжав два мощных кулака,
Оба деда из Рязани,
Два рязанских Василька?!
Последний журавль
В Ряжске яблок — корзин не хватает,
Наливные — одно к одному,
И последний журавль улетает,
Поклонившись жилью моему.
Он вернется по звездам весною,
Принесет очищающий свет,
Поздоровавшись утром со мною,
Улыбнувшись, как добрый сосед.
И сощурив хитрющие глазки,
Он воскликнет: "А как ты хотел!
Обещанья для птицы — не сказки,
Я ведь, правда, к тебе прилетел…"
А пока он кричит над болотом,
На исходе осеннего дня,
И опять окликает кого-то,
Но мне кажется, это меня.
В Ряжске яблок — корзин не хватает,
Наливные — одно к одному.
Почему же так поздно светает
И откуда печаль, не пойму…
Листва
Такой листвы не видел я ни разу —
Тяжелая, обильная листва.
И кажется, что я с природой связан
Какой-то древней степенью родства.
Опавший лист из тех глубинных соков,
Что бродят в венах матери-земли,
Ее печальных дедовских истоков,
Которые столетья замели.
До октября листвы уже не будет —
Пройдет к Покрову желтая пурга.
А в день рожденья, думаю, разбудят
И ослепят сиянием снега.
Подольше б отдохнуть от непогоды,
Вглядеться повнимательней в себя.
Спасибо, жизнь, тебе за эти годы,
Что я провел, ревнуя и любя.
Такой листвы не видел я ни разу —
Тяжелая, обильная листва.
И первый встречный с нею крепко связан
Какой-то давней степенью родства.
На подъезде к Константинову
В поле, возле Константинова,
Оттолкнувшись от земли,
Из-под сетки паутиновой
Взмыли в небо журавли.
Над пустой стерней, над поймою
Раскричались журавли,
Что-то впрямь такое вспомнили,
Что не вспомнить не могли.
И за миг до расставания
С этим краем, этим днем,
И рябиной горькой раннею,
Полыхающей огнем,
Вдруг растаяли за тучею,
Растворились за дождем,
Душу криками не мучая
Над болотом и прудом.
Золотой порой осеннею
Будто вымерли вдали…
С малой родины Есенина
Улетели журавли.
Крест
Как я долго лежал на печи…
Просыпаюсь, ни близких, ни дома,
Лишь голодные ветры в ночи,
Да и те мне уже не знакомы.
Я спустился с печи и побрел,
Спотыкаясь о плиты и камни.
Столько я синяков приобрел,
Что хватило с лихвой на века мне.
У какой-то невзрачной реки
Захотелось мне вдосталь напиться,
Но студеная, сжав кулаки,
От меня отвернулась водица.
От меня отвернулись хлеба
И леса не впустили согреться,
И узнал я как лихо судьба
Бьет под дых, ну, а чаще, под сердце.
Я дубину с дороги поднял —
Помогала дубина веками.
Огляделся, вон, кроме меня,
Сколько стало людей дураками!
Я дубину взвалил на плечо.
Я чего-то да понял в итоге,
И побрел я за первым лучом
По заросшей крестами дороге.
Возле этих заброшенных мест,
Но не ради спасенья и мщенья,
Я ищу свой утраченный крест
И поэтому нет мне прощенья.
Не пролетайте мимо, журавли
Печаль меня опять не покидает,
Когда под утро, в сумрачной дали,
Душа моя осенняя страдает
О том, как горько плачут журавли.
Они летят, ломает ветер крылья.
Над сотней светлых речек и долин,
Покрытый плотно
нашей русской пылью,
Летит к теплу порвавший крылья клин.
И тот вожак, что вырос на Мещере,
Не будет спать без поля и берез.
Наверно, все же
лучше жить за морем,
Но это, если ни души, ни слез.
Он вытрет кровь, залечит грязью раны,
Поднимет клин не спящий на заре,
И полетит в Россию через страны,
Которые не принял в сентябре.
Как хорошо, что есть у стаи воля,
И место есть среди большой Земли.
Не забывайте и о русском поле,
Не пролетайте мимо, журавли.
Правление МГО СП России
поздравляет поэта
Владимира СИЛКИНА
с 50-летием,
желает ему здоровья
и новых творческих достижений
Обсудить
на форуме.
|