Главная страница Текущий номер Архив Гостевая Форум Обратная связь Фотогалерея

Насиб НАБИОГЛЫ

Насиб НАБИОГЛЫ
 

Известный азербайджанский поэт, член Союза писателей Насиб Набиоглы в мае отмечает своё 50-летие. Конечно, сильно сказано — отмечает… Книги давно не выходят, публикаций нет, статей о творчестве этого незаурядного человека — тоже нет. Русскому-то писателю в эту окаянную пору живётся тошнёхонько — чего уж тут горевать о представителях бывших наших республик, волею судьбы живущих пусть даже и в Москве. Страшное время! Обманное.
Выпускник Литературного института, он, своим непоклонным стихом и независимым характером — сразу не задружил с литбаями и литчиновниками у себя на родине… А это — труба. Парня били-колотили. Но он родом их Кельбаджара — умрёт, но не поклонится. Как мог, защищал его все эти годы Мамед Араз — трагического склада поэт и большого мужества человек.
Первая его книга на русском "Молящийся родник" (по ней поэт был принят в Союз писателей России) — вышла давно. Горючая книга о русской голгофе — о великом предательстве, о гибели наших грёз, о крушении Отечества…. Но беды его не сломили. Он остался верен себе — его саз непоклонен, а песня его неподкупна. Сложилась новая книга "Поющий всадник". Этой своей тревожной радостью поэт и делится сегодня с собратьями по цеху.
Ник. Горохов


РАЗЛОМ

…и треснул свод державный надо мной.
И разломилась твердь земли единой.
Не время песне — пусть и лебединой…
О, брат мой! Горе с нашею страной.
Душа горит и гневом, и тоской!
Отец Отчизну грудью закрывал —
в окопе с русским неделимы были,
он метко из винтовочки стрелял,
а немцы в них — из пулемётов били…
Чего теперь былое вспоминать?
Ведь победили! — даже и с ружьишком.
Про деда помнит малый мой сынишка,
про Родину — в молитвах шепчет мать.
Страна в разоре. Горестен народ.
Аллах иль Бог склонился надо мною —
где, средь руин Отчизны, с горя вою!
Уж если так моя душа ревёт,
То что творится с русскою душою?!
Темны руины… Тёмен лик небес.
И хоть намаз мой кроток и бессилен,
молю: — Аллах! Из всех твоих чудес —
яви огонь, чтоб был наказан бес,
что, как в ушко игольное, пролез
к нам в души он и разломил Россию.
Скулю я здесь не за свою судьбу —
хоть жаль детей средь пепелища дома…
Кричу Аллаху: — Дай иголку грома,
дай ниток мне, ничтожному рабу,
и научи, как сшить края разлома.


ОЧНИТЕСЬ!

С детства учили чтить суры священной дыханье.
Но не пред ней я невольно испытывал страх:
с песней пришедший, я чуял мечей громыханье,
скрытых до времени —
склонных к обману сердцах.
Рядом одни в краснобайстве беспечном тонули.
Злились другие! — их дурость бурлила рекой…
Чуя, как суру толкует чужак с бородой,
гладя мечи баламутов бакинских рукой —
крикнул: — Очнитесь!
Одни, не взглянув, хохотнули,
сотни других — улюлюкали зло надо мной.
Эти и те соглашались на всё из-за злата —
словно не видели злобы, снующей в ночи…
Братья не вняли горючему возгласу брата —
в каждом из них бушевала теперь своя правда…
Так, не очнувшись — схватились они за мечи.
Страсть к разрушенью
в нас вспыхнула неистребимо!
Нам она сделалась слаще — чем хлеб и питьё…
Плакал Господь, пепелищем
бродя здесь незримо —
бедный Творец, проклинал Он творенье своё.
Белые, чёрные, жёлтые — что мы тут делим?!
Шара земного трещит под ногами кора…
Беженца мира сего вам послушать пора:
канем однажды все —
даже не спрыгнув с постели —
бездны разломной сомкнётся над нами дыра.


ПРАЗДНИК НА ЧЕРТАНОВСКОЙ УЛИЦЕ

В праздник Курбан-байрам
скажу земляку: "Салам!"
Но что я ему подам,
я — неимущий сам?
По волосам моим,
как по горам моим,
майский стекает дым —
с горьким отливом седым.
Дым это или цвет
яблонь, которых нет
краше — пройди весь свет?
Кто даст на это ответ?
Только земляк Мамед
скажет: "Насиб, ты сед…
Сед ты от бурных лет?
Или от чёрных бед?"
Лет моих южный бег
Литинститутский снег —
припорошил навек:
не суетись, имярек…
Но я друзей имел —
в радость и пил, и пел!
Был я с судьбиной смел —
может, с того поседел…
Или с того, мой брат —
вождь болтунов виноват.
Музе моей на роток —
чёрный накинул платок.
Так вот и стал я жить:
не к кому в гости сходить,
чтобы пиджак обновить —
надо не есть, не пить.
Горько мне: русский брат —
сам нищетой объят…
Нынче он скорбен сам —
всех моих бед стократ…
В праздник Курбан-байрам
простим нашу бедность, брат.


ВЕЧНАЯ МОЛИТВА

Мамеду Аразу

"Аллах! Да пребудет со мною
твой дар в нашей жизни земной —
поёт пусть родник под скалою,
пусть светит звезда над скалой" —
молитва стихала под небом,
баюкала мама меня…
А в доме ни крошечки хлеба,
холодный очаг без огня.
Запомнил я с самого детства
и в сердце храню до сих пор
крестьянки нехитрое действо —
вечерний намаз среди гор.
И, словно играя со мною,
аукаясь нежно со мной —
там пел мне родник под скалою,
сияла звезда над скалой!
…Был предан не раз я друзьями.
Не раз я страдал без вины.
Но не был я предан горами
родимой моей стороны.
И, битый в дороге бедою,
с того и остался живой —
мне пел там родник под скалою,
сияла звезда над скалой!
Когда ж я расстанусь с землёю
и в мир я отправлюсь иной —
покину родник под скалою,
покину звезду над скалой…
Но кто-то, вечерней порою,
Лаская младенца рукой,
вновь небо окликнет мольбой:
"Аллах! Славен край наш родной —
поёт в нём родник под скалою,
сияет звезда над скалой!"


ЗЕМЛЯ ЕДИНА…

Погрязли мы в обмане и крови.
Сад не сажаем, и не пашем поле —
всё ссоримся… Ведь вымрем поневоле,
коль в нас добра не будет и любви.
Полночных дум всё горше тишина.
И звёздной выси — всё слышнее месса…
Что делим землю? Всем ведь хватит места —
земля от века здесь для всех одна.
Одна лоза. Ей солнцем всё дано.
Вино одно, но песен дружбы много.
И тот грешит перед людьми и Богом —
когда своё лишь хвалит он вино.
Преломим хлеб, вином наполним чаши!
Как жаль, что нету земляка средь нас —
Мамед Араз унял бы страсти наши
тишайшим светом, чуть печальных глаз.
Мамед Араз, тревоги не тая,
сказал бы так, поправив чуть седины:
"Ты не хвались вином лозы единой,
гордись ты песней — коль она твоя.
Гордись своей ты песней о лозе,
чьи гроздья — солнце божьим светом полнит.
Хвали вино друзей. При этом помни:
беда видна — и в маленькой слезе…
Земля едина! Всем она дана.
Что ссоримся — гневя Аллаха. Бога?
И так людская коротка дорога…
Садов и всяких огородов много,
а вот земля — скажу я вам — одна".


ПОД СЕНЬЮ АЛЛАХА

Всему своё время… Я ждал свой черёд.
Флаг Родины реял
над гребнями гор, над равнинностью вод,
над жизнью моей средь забав и забот.
И флагу я верил!
Я с песнею вышел. Но встретил мечи…
Отец мой был воин,
всегда повторял: "Пред мечом не кричи, —
будь битвы достоин".
Пришедшему с песней — мечи не страшны.
Страшнее другое:
предателям — песни страны не нужны…
Стою среди распрей родной стороны,
погрязшей в разбое.
Вовеки соседей хранила любовь.
Что ж стало вдруг с нами?
Любовь растоптали… И пролили кровь…
В грязь рухнуло знамя.
Пред братом российским мне стыдно до слёз.
Клянусь своей жизнью —
запомню крушивших сады наших грёз,
крушивших Отчизну.
Я знаю, махавших мечами, в лицо —
в дни смуты недужной,
могу поимённо назвать подлецов,
флаг рушивших дружбы…
Под сенью Аллаха печален мой саз.
Но нет во мне страха.
Мечом меня бившие, помню я вас.
И хоть земляки вы, мой гнев не погас —
клянусь вам Аллахом!
НЕ ЗНАЕТ…

Родственнику из нашего села —
ставшему скитальцем.

Давно в краю родном душа его простая —
скитается в слезах, от бед изнемогая.
Но боли нет страшней —
чем боль родного края!
Не лекарь, не мудрец —
как боль лечить, не знает…

Но, просветлев умом —былое вспоминает.
О, как его душа при этом расцветает!
Куда девалась жизнь былая?
Он не знает.
Грустит о ней…
Но как вернуть её — не знает…

Порой окликнет жизнь
пророческой молвою.
Потом вдруг порастёт забвения травою.
И, чадо всей земли, он без земли порою —
Где на ночь лечь бочком,
бедняга, он не знает…

К Аллаху обратясь,
про жизнь твердит без лести.
Сон у бродяги прост — спит на любом он месте.
Зурна и балабан — поврозь иль даже вместе —
как пробудить его,
никто из них не знает…


ВИНА

За всё, что здесь в стихах я написал
(А я писал о том, что сам лишь видел…),
карай, Аллах, но я врагу не лгал,
и земляка я ложью не обидел.
Но грешен я: ничем им не помог —
ни тем, ни этим, ослеплённым битвой —
ни самой страшной правдой горьких строк,
ни самой
иступлённою
молитвой…


ЗАТМЕНИЕ НАШЛО

Затмение нашло — на этих и на тех…
Прости ты мне, село,
прощаю я не всех —
кто в гневе нож схватил,
чтоб защитить свой дом…
Затмение нашло — ослепли все кругом.
Затмение нашло — ослепли все вокруг.
Свихнулся ли со зла сосед и бывший друг —
армянский вор громит
родительский мой двор…
Затмение нашло — стоит кромешный ор!
Затмение нашло — взбесилось вдруг село.
У этих и у тех уж стольких извело
затмение сердец…
И страшно нынче мне:
затмение пойдёт по всей моей стране…
Затмение нашло — звереет взгляд людей.
Затмение висит над Родиной моей,
где жили все в ладу по здравому уму,
друг другу не суля —
суму или тюрьму…
Затмение нашло. Проклятие ему!


БАЯТЫ ПРО ЖИЗНЬ МОЮ…

Здесь, где "ЗиЛ" дымит всегда,
что тебе моя беда —
даже если вспомню песню:
"Эй, смотри, смотри сюда"?
Здесь, который уже год,
жизнь со мной игру ведёт —
то колотит, то молотит,
то слезу над строчкой льёт.
Ну а я на том стою:
у столицы на краю,
средь чертановской слободки —
баяты про жизнь пою!
"Иль сума, или тюрьма…" —
жизнь запуталась сама.
Я же ей стихи читаю,
чтоб не спятила с ума.
В эту смуту и бедлам,
верен я моим друзьям,
и среди сетей коварных —
друга в горе не предам.
Я ему винца налью,
да спою про жизнь мою —
про нелёгкую мою,
про весёлую такую
у столицы на краю —
на Чертановской, в глуши,
чьи порядки хороши:
не дадут с тоски загнуться —
ни менты, ни алкаши.
Здесь, где мент "махнул" манто,
где алкаш пропил авто,
если ты стихов не пишешь,
ты — иль вор или никто.
И такая тут беда,
что кричу: "…смотри, сюда!
Эй, смотри, смотри сюда!
Обернись, смотри сюда!"


ИМЕНА

Если, почтеньем
уважив мой кров,
он песню подарит мне вдруг —
крепко обнять я такого готов:
имя в веках ему друг.
Если же мне,
хоть и голоден сам,
отдать он последнее рад —
что тут гадать, это видно и вам:
имя в веках ему брат.
Если ж с мечом он
вломился в мой дом,
и в поле порушил он злак —
небо окликну я гневным стихом:
имя в веках ему враг…
Древний закон наш
знаком небесам.
О том и моя строка:
выручу друга,
всё брату отдам,
мечом накажу врага!


ТАМ, ГДЕ Я СЕЙЧАС СТОЮ…

Кружится снег
над бульваром Тверским.
Кружится снег…
Здесь, где я раньше был молод, любим —
многих уж нет.
Стынет скамейка средь жухлой травы.
Жаль мне траву…
Рдеют на белом остатки листвы.
Мне жаль и листву…
Белые хлопья на ветках висят —
будто цветут!
Здесь, где любим был
лет двадцать назад —
что делаю тут?
Жизнь не прошла, но весна отцвела.
А вот уж и снег…
Той, что со мною здесь рядом была —
рядом уж нет.
Нет и не будет возврата к тем дням.
Но чьи здесь следы?
Черным на белом заметней глазам
символ беды:
стелется взрыва бандитского дым…
Визги сирен…
Тот, кто разъял нас
с бульваром Тверским —
что дал взамен?
Что ты здесь пялишься, мой дорогой —
став вдруг седым?
Нет уже Родины милой, былой…
Вместо, — теперь уже до гробовой —
стоны и дым…

Перевод с азербайджанского Ник. Горохова
 

 

.

 

Обсудить на форуме.

121069, Москва ул. Б.Никитская, 50-А/5, стр.1,    Тел. (095) 291-60-22 факс (095) 290-20-05,    literator@cityline.ru