|
К СТОЛЕТИЮ АЗИАТСКИХ БИТВ И БЕД
Уже целый век прошёл со времени наших первых битв и бед 1904 года: Чемульпо,
Цусима — "Варяг" и "Петропавловск". Мы потеряли тогда многих и многое; за
битого двух небитых дают. Мы что-то важное приобрели. О конечных итогах
(1945) будет случай вспомнить в сентябре 2005 года. Мы это и сделаем. Однако
надо осознать, что путь к этой новой памятной вехе мы прошли не без
поддержки из прошлого. Таковы были песня "Варяг"; вальс "На сопках
Манчжурии"; "Плещут холодные волны"; вальс "Амурские волны".
А кто-то и из-за рубежа ещё когда чувствовал (чуял) и наше достоинство, и
даже нашу правду. В память об этом стоит напечатать неизвестное, или
малоизвестное, или впервые появляющееся по-русски. Таковы стихи немца
Рудольфа Грейнца, автора быстро переведённого у нас "Варяга", и японских
поэтов, довольно смело и вполне благородно почтивших память наших жертв в
сражениях 1904 года.
"Прощайте, товарищи, с Богом!*" — говорим мы с тех пор: но те товарищи и Бог
с нами и сейчас, если мы только сами от этого не отреклись.
Касьян Череполом-Чертописец**
Epitaphium explosivum***
с морей Восточной Азии
О вдумчивый читатель!
Во времена, когда законом
Повседневности стали банкротства,
банкротства и банкротства, —
Не странно и не смешно,
что в морях Восточной Азии
Что ни день приходит конец
бронированным кораблям,
одному за другим.
Падает курс акций
с ценами человеческой жизни,
И несметные, миллионные суммы
поглощает жерло моря,
Хороня в глубине военные суда
С их пушками и прочим оружием.
Биржевой игрок
лишь бегло знакомится с числом
Погубленных жуткой войной
русских и японцев,
Но тем дотошнее
он отмечает цену каждого взрыва,
Ведя свой реестр расходов и доходов.
Тщательней всех
ведёт эту цифирь,
с кисло-сладкою миной,
Англичанин Джон Булль:
и ещё бы — ведь это ему,
Именно ему, чтоб спасти свою шкуру,
нужно оплачивать
Каждую потерю с японской стороны!
Вот весы и колеблются:
кто же в конце концов победит,
Это знают сегодня одни небеса,
А торпедоносная гроза
бушует ужасней, ужасней…
Кто же положит конец сей войне?
Ей положит конец
Тот владыка,
который на свете мощнее всего —
Der machtiger ist als Alles, —
Он король королей,
принудитель и самых сильнейших —
Dalles!*
В подлиннике рифмовано. Напечатано в еженедельнике "Югенд" (Мюнхен), 1904, №
9. "Варяг" того же автора был напечатан там неделей позже (№10).
Рудольф Грейнц
Родственный привет
в Японию
из венгерской пусты
Из глуши венгерской пусты
Внук Атиллы-азията
Вдохновляет жёлтых братьев:
Бей, японцы, русопята!
Прижимай его с Востока!
А в Европе мы поможем:
Немцев, скопом навалившись,
Поголовно уничтожим.
Далеко нас, гуннов, носит
От Монголии родимой.
Но на пире в честь победы
Скоро встретиться должны мы.
И за братство всех монголов
От Камчатки до Дуная —
Выпьем рисового шнапса,
Разведённого токаем.
Бей же русских у Чемульпо,
Порт-Артура, Хакодата!
С вами — ваш сородич Янош,
Внук Атиллы-азията.
Опубликовано в мюнхенском еженедельнике "Югенд" (1904, № 9). Подлинник
написан на провинциальном южном говоре немецкого языка, с постоянным
вкраплением, для красочности и насмешки одновременно, венгерских слов.
Перевод С. Небольсина.
Нобуюки УЦУМИ
ПлаЧ по Верещагину
В морском сражении при Цусиме, 13 апреля 37 года эпохи Мейдзи, взорвался на
мине флагман русского восточного флота "Петропавловск". Командующий флотом
адмирал Макаров погиб, и его участь разделил состоявший при фронте художник
антивоенных убеждений Верещагин.
Какой великолепный порыв —
Изобразить своею кистью ужасы войны,
Чтобы распространить по свету,
Среди всех людей желание мира!
О, высокое влечение —
Посвятить искусство идеалам человечности.
Ты приехал на поля кровавых битв издалека
И смело встал под пушки,
Чтобы встретить смертную беду.
В заливе у Порт-Артура, кишащем
Морскими хищниками, ты свои краски
Разбавлял морской водой, и под светом прожекторов
Вдохновенно отдавался свободе живописца.
И когда рассеялся пороховой дым,
Там уже не реял над волнами контур корабля.
Неисчерпаема скорбь — как неисчерпаемы
Вечно плещущие глубины тех морей.
Не будучи богом, едва ли ты мог предугадать,
Что именно войне, которую ты всецело ненавидел,
Будет принесено в жертву
Тело твоё.
Я не столько скорблю о гибели Макарова,
Который, быть может, и великий воитель —
Но тебя, Верещагин, о мастер холста,
Не оплакать никак не могу.
Однако вот оно — и адмирал,
Выдающийся своим ратным искусством,
И художник, любяще преданный делу мира —
Оба они, связанные благородной дружбой,
Погребены в пучине морских вод.
Запечатлей же, история, эти время и место —
Запечатлей, что 13 апреля 1904 года
Вдали от горных берегов под Цусимой
Погибли душа мира и душа войны.
Увы, наделённый от евангелия мира
Миссией любви, ты спустился с небес,
Но наказа не совершив до конца,
Ты уже возвращаешься на небеса.
И этим ты доказал всему свету,
Своей собственной жизнью доказал, что война,
С помощью которой люди губят людей —
Это безмерный грех.
В самом деле, люди, охваченные жаждой воевать,
Поголовно преображаются в бесов.
Пламя пылает, льётся кровь,
Свет выглядит как подлинный ад.
О, ты понял своё призвание
И пожертвовал телом неповторимым своим —
А почему не гибнет,
не предаётся позору и смерти тот,
Кто хвалит бойню и обольщает ею людей?
А твои — пусть исчезли под пеной моря
твоя жизнь и твоя кисть,
Пусть полотна твои не завершены,
Но бесценна своими ратными заслугами эта смерть,
И эта слава будет сиять века.
Сколько бы ни терпели поражений отечества,
Слава искусства — его человечность.
Так гляди же — вот плывёт по волнам
Бог моря, Дракон,
И увенчивает тебя лавровым венком.
Примечание автора
Когда мы вместе, я и мой друг Такубоку ИСИКАВА, были в обществе "Синсися"
("Содружество новой поэзии"), Исикава сочинил стихи "Памяти адмирала
Макарова", а я "Плач по Верещагину". Гениальный Исикава, позже ставший
верным радикалом, тогда ещё был патриотом, воспевавшим войну. Любопытно
вспомнить, что я несколько опережал его.
Справка об авторе и переводчиках
Нобуюки УЦУМИ (1884 — 1968) — японский поэт
Стихи "Плач по Верещагину" были напечатаны в периодическом издании "Синсэй"
("Новый голос") в 1906 г. (№ 1 за 1 января 1906 г.).
Перевод с японского Масанори ГОТОУ, Михо СИБУКУРА, Сергея Небольсина и
Муцуми КОГА. Печатается впервые.
Такубоку Исикава
ПамЯти адмирала Макарова
Замолкни буря! Сложи свои крыла, что плещутся во мраке.
Затихни, вопль ночной, стенанья Куро-Сиво
У диких скал, рыданья демонов над бездною морскою.
И вы, когорты вражьи и свои,
Склоните долу ваши копья,
Пред именем Макарова на миг притихнув:
Сквозь рокот непокорный вод я призываю его имя.
Он поглощён безумьем волн седых,
Под ущерблённым месяцем далёкого Артура.
Да снизит голоса всё сущее, да будет тишина
Безлюдия пустынь пред мощью зимнего заката,
Недвижности руин, оставленных циклоном.
Внемлите: крик безмолвный исполнил небеса и землю.
Прислушайтесь. Что это: злоба побеждённых,
Иль ярость мрачных волн, готовых опрокинуть мир?
Нет, нет! То — жизни песнь, звенящая величьем духа!
Оно сверкало, ведь, в его прощальном взоре,
Когда, деля судьбу с сражённым кораблём,
Он погрузился в пену чёрную Артура
И захлебнулся там кровавою волной.
Увы! В величьи побеждённый, Макаров — так зовут тебя,
Чужой страны воитель одинокий.
Макаров — тот, кто до последней капли сил
Боролся и нашёл конец безвременный в волнах пучины.
Поэт неведомый Японии далёкой,
В восточном море вражеской страны,
Хотя и враг, но вспомнив о тебе, стеснённой грудью
Источает крик: "Вы, демоны, падите ниц!
Пред именем Макарова замолкните на время,
Когорты вражьи и свои, склонивши долу ваши копья!
О, ты, сражённый полководец, герой России одинокий,
Ты, что зачислен в лик избранников войны!
Суровый ветр уж распростёр
Свои безжалостные крылья над тобою."
Когда заволочили учи грозовые
Восточной Азии просторный небосклон,
И в Жёлтом Море буйная волна объяла хладом
Печальные остатки кораблей Артура,
Ты мужественно встал, призвавши имя Божье
К судьбе своей страны, печалью осенённой.
Так солнце на закате, оставя долгий путь средь облаков,
В сияньи гордого величья шлёт последний луч
Навстречу воплю гибельного мрака.
Хвала тебе, великий чужестранец,
Приявший на себя судьбы отчизны крест.
Твой адмиральский флаг на мачте взвился
Высоко солнцу встречь по ветру буйному Артура.
О, Боже, кто мог знать, что этот флаг
Поглотят волны чрез мгновенье
И погребут на дне морском с судьбою родины твоей
И с мощью, покорявшие народы мира!
Апреля день тринадцатый! Не озаряло солнце
Пасмурных небес. Зловещие неслися тучи
И билось утреннее море у границ.
Беснуйся море, рыдайте демоны!
Падите на колена, когорты вражьи и свои!
Пред именем Макарова склоните ваши копья!
Вот тысячи громов запрыгали по волнам.
Разрушен вдребезги могучий вал.
И в тот же миг гигант сражённый —
Властитель Моря Жёлтого — накренился корабль
Над чёрной вспененною бездной.
Скрестивши руки на груди, и гневным взором
Сверля ликующий победою водоворот,
Он тихо погрузился в волны, обагрённый
Ручьями алой крови, великий адмирал!
Судьбы стихия роковая, в извечном гневе что вздымаешь
Смертельных волн зыбучие главы,
И ты, хранитель тайны — Куро-Сиво,
Своим разгулом у Артура поселивший
В сердцах навеки жгучую печаль,
Из мира бренного похитив навсегда
В темницу мрачную границ неведомых своих
И жизнь, и чаянья, и силу воли, —
Какие знаки явите вы мне,
Чтоб я узрел "свет жизни вечной"?
Ужели столь ничтожны, как зрятся вашим взорам,
И этот мир, и эта жизнь, потухшие мгновенно
Под вашим гибельным натиском?
Увы, увы! Омочены слезами все письмена истории тысячелетий.
Над именем Макарова великим
Прольюсь теперь и я дождём горючих слёз.
На дне морском, в безбрежную обитель погрузясь,
Лежит он, раной злой сражённый в грудь навеки, —
В грудь, что питала мощь души великой, —
И рану тяжкую свою оплакивать заставив мир.
Но вновь сомненьем я охвачен: в чём тлен и вечность на земле?
Быть может в тех слезах участия, что льются,
Быть может в самой силе почитанья отражён
Круговорота жизни вечной проблеск драгоценный?
О, если так, мой друг Макаров,
То я готов к борьбе земной.
Мне утешеньем будет мысль,
Что в каплях пылких слёз поэта
И в силе его крика, зовущего по имени тебя,
Жить будет истиною вечной и твоё имя, и мой стих.
В притихший мрак июньской полуночи,
Свечою сзади озарён, гляжу я, прислонясь к окну,
И мысли тихие к тебе стремятся.
И как живой, встаёшь пред взором ты, твой образ,
Когда в последний миг ты взглядом усмирял
волноворот смертельный.
И никнет голова, и льются безудержно слёзы.
Тебя уж нет в живых, но вечно будет жить
В сердцах, которым дорог души великой образ,
Твоего сердца доблестный порыв.
Замолкни же, ночная буря
И Куро-Сиво стон у диких скал!
Падите ниц, затихнувши на время,
Когорты вражьи и свои, пред именем Макарова:
К нему я обращаю свой возглас пламенный.
Он поглощён безумьем волн седых
Под ущерблённым месяцем далёкого Артура.
20 июня 1904 г.
Справка об авторе и переводчике
Такубоку ИСИКАВА (1886 — 1912) — японский поэт начала XX века.
Перевод стихотворения "Памяти адмирала Макарова" исполнен в Японии русским
эмигрантом, бывшим белым офицером, военным переводчиком и японистом Михаилом
Петровичем Григорьевым (1899-1943). Опубликован в русскоязычном эмигрантском
сборнике "На Востоке. Выпуск первый" (Токио, изд-во "Тайсиудоо", июнь 1935
г.)
Обсудить
на форуме.
|