КРИТИКА СВЕТЛАНЫ РУДЕНКО |
|||||
КНИЖНАЯ ПОЛКА КРИТИКА СВЕТЛАНЫ РУДЕНКО Валентина КОРОСТЕЛЁВА. Читала Валентину Коростелёву и думала, что не случайно по её стихам в Багдадском университете студенты учат русский язык. В её стихотворных строках — отзывчивость и трепетность русской души, мужество характера и большая внутренняя сила. От многих поэтов её отличает глубокий нравственный свет стихотворений. У поэтессы много стихов о России, но не пафосных, а мягких и лиричных, когда она говорит о родине: Русь пресветлая — мило имечко, Есть у Коростелёвой стихотворение, которое так и называется — "Родине": А я люблю тебя, такую, — Родилась будущая поэтесса в Кирове. Отец её погиб в 1943 под Киевом, мать (ей Валентина Абрамовна посвятила немало своих стихов) воспитывала одна трёх дочерей: …Горизонты судьбы и отрады Первая подборка стихов Валентины Абрамовны была напечатана ещё в 1962
году в областной комсомольской газете. В 1971 году она окончила
Литературный институт имени Горького. Всего же ею издано вместе с этой
девять книг стихов и один сборник художественной прозы, два —
документальной. В книгу стихов "На тайном берегу" вошли несколько новых
циклов "Вьюга в мае", "Подмосковные белые ночи", "Русская судьба",
"Вятские мотивы"… Из прошлых книг поэтесса включила циклы "Моя
божественная Русь" (1977), "О, эта встреча!" (1993), "Солнце сентября"
(1992), "Хлеб и мёд" (1990), "Краснояр" (1986), "Не только звёзды"
(1980), "Сине утречко" (1977), "Мартовский снег" (1976). Ушёл в просторы дальние Творческий поиск приводит Валентину Коростелёву к мастерскому
овладению фольклорными традициями. Пишет она сказки на вечные темы:
"Мастер и судьба", "Поэт и разбойник", "Про петуха и его песню", поэму
"Банный день", в которой немудрёные банные посиделки оборачиваются
людскими судьбами, человеческими характерами, жизнью, где есть всё: горе
и радость, драма и юмор. Пожалуй, до него не было писателя, который бы столь скрупулёзно и внимательно выписал загадочную фигуру Гришки Отрепьева, единственного из русских самозванцев, достигшего "верховной власти". В дилогии уделено большое внимание и ближайшему окружению Лжедмитрия — казачьему атаману Андрею Кореле, юному полководцу Скопину-Шуйскому, польскому гусару Станиславу Мнишеку. Всё это — реальные исторические лица, как и несчастная царевна Ксения, незадачливый Борис Годунов и болезненно честолюбивая Марина Мнишек. Трагедия власти — вот главная ось, вокруг которой вертится всё остальное — природные катаклизмы, кремлёвские интриги и спальни, кровавые баталии и страшный голод, когда люди ели людей… Молодой писатель пытается показать и попытки честного по совести правления Бориса Годунова, закончившиеся его смертью и расправой над его семьёй, и желание Отрепьева, уже взошедшего на престол, почувствовать себя настоящим царём: "Молодого и выносливого государя не так сморила вечная угроза проницательного мира, как вымотала личная двуглавость — сугубство "двойственность) жутковато сросшихся самих себя". Гришка Отрепьев Крупина не однозначен, он не тот злодей, которого мы знаем со школьной парты. Отрепьев с детства тянется к знаниям, он первый ученик, он талантлив и умён, он проницателен и жизнелюбив. Отрепьев не забывает о старухе матери и с головой погружается в омут любви с Ксенией Годуновой. Как и Годунова, Отрепьева губит власть — он предал тех, кто помог ему, доселе неизвестному, взойти на московское царство. Царствование Лжедмитрия было недолгим. Крупин не рисует ни расправы над Лжедмитрием, ни гибели его — пропал, растворился в безбрежности и бескрайности российской и последние его душевные муки — перед телом погибшего и преданного им друга Андрея Корелы: "Он вдруг понял: мысль Писания, что Назарянин — путь всем, буквальна. Что и каждый, кого любишь и видишь в любимом саду, тебе путь. Пока живёт друг, он тебе самое большое небрежный вожак, а уйдёт — и сам путь для тебя. Можно смело ступать. Телом души друга мягко пробита крепостная стенка между двух миров. Ещё крошисто, искристо, дымно — ничего не видно, но ступай, здесь, лёг он". У Крупина сложный, метафоричный образный язык, изобилующий старославянизмами, устаревшими словами, давно позабытыми нами. Он сделал попытку стилизации в духе эпохи Смутного времени и думаю, что она ему удалась. Ведь язык — это ещё один мостик, ведущий в давно прошедшие времена.
Главный герой дилогии — Жадигер, рыбацкий начальник, передовик труда, как иронически называет его жена Базикат. Дело, которому он посвятил жизнь, выматывающее силы и надрывающее дух, превратилось в план с тоннами выловленной рыбы. Его соперник Азим — расчётливый карьерист, двинувшийся штурмовать столицу и преуспевший. Азим стал академиком, лауреатом. Правда, в один миг всего этого он лишается и едет в поисках спасения к Базикат, которую когда-то променял на более выгодную партию. Впрочем, ему ничего не стоит ещё раз бросить любимую женщину, теперь уже в экстремальной ситуации на льдине, когда речь идёт о жизни и смерти. Реальность в дилогии перетекает в легенду, сказка возвращается в действительность, эпизоды удваиваются точь-в-точь как в мифе, лица и лики неуловимо сливаются. Базикат-жена становится огненной-рыжей лисицей с плутоватой мордочкой. Впереди рыбачьего косяка скользят бок о бок Серый Ярый и Мать Белорыбица. Плывёт по степи верблюд — надёжный корабль пустыни. Лётчик спасательного самолёта разглядывает с высоты родной остров. Теперь там почти никого не осталось: старики вымерли, молодёжь подалась в другие, более счастливые места, но осталось жить предание о райском крае, где море не замерзает всю зиму, в ручьях течёт мёд, трава в рост человека и птицы со зверями не ведают страха. Да и сам Жадигер в любой момент может превратиться не то в верблюда, не то в рыбу. Первая часть дилогии называется светло оптимистично "И был день". Вторая часть уже самим названием низвергает в безысходность и отчаяние "И была ночь". Но заканчивается дилогия всё равно гимном жизни. На теле замёрзшего Жадигера, о жизни которого теперь так молит его жена, слабо бьёт крыльями маленькая птичка. …Наверное, точнее других сказал о дилогии один из её переводчиков — Анатолий Ким. "Последний долг" — итоговый роман на главную тему современности. Он о нашем безвременье, утрате идеалов, крахе надежд".
Один из них — калужанин Михаил Бондарев, два года назад выпустивший свою первую книгу "Царство снеговиков" и ставший в этом году членом Союза писателей России. Бондарев — искренен, открыт нараспашку всякому, кто возьмёт в руки тоненькую книгу его стихов: Зажат в тисках противоречий, Михаил Бондарев — выпускник Литературного института, учился у Николая Старшинова, Владимира Кострова. Стихи его незадолго до своей смерти отмечал один из самых честных и образованных поэтов нашего времени Владимир Цыбин. Думаю, Владимира Дмитриевича прежде всего привлекла свежесть и самобытность поэта и, конечно же, его искренняя боль за Россию: Дымят Империи развалины, Россия у поэта разная — асфальтовая и деревенская, забитая и гордая, но почти всегда многострадальная: Пусть не всегда опрятная, Михаилу Бондареву удалось найти в многоголосье, многолюдье современной поэзии свой путь и свой голос. И совсем он не снеговик, хоть так и назвал свою первую книгу: Вы посмотрите на меня — Душа у поэта тонкая и ранимая, он неравнодушный человек, не холодный наблюдатель, он — и романтик, и борец одновременно. И главное — он оптимист, пусть иногда и кажется, что рисует совсем
безрадостные картины нашей обыденности. Летят грозы серебряные кони.
|
121069, Москва ул. Б.Никитская, 50-А/5, стр.1, Тел. (095) 291-60-22 факс (095) 290-20-05, literator@cityline.ru |