О ПРИЧИНАХ КРИЗИСА РОССИЙСКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА

ПО ПРИЧИНАХ КРИЗИСА РОССИЙСКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА

Публикуя данную статью Николая Работяжева, мы отдаём себе отчёт, что она написана с позиций, которые для нашей газеты не вполне близки, а подчас и противоположны. Но тема, затронутая в статье, представляется нам очень интересной, поэтому мы приглашаем всех желающих продолжить этот интересный и давний разговор о противостоянии западником и славянофилов на страницах нашей газеты.

О ПРИЧИНАХ КРИЗИСА РОССИЙСКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА

Печальные результаты, полученные на думских выборах либерально-западническими партиями (леволиберальным "Яблоком" и праволиберальным СПС), заставляют задуматься — а нет ли в самой идеологии российского либерализма каких-то фатальных изъянов, обрекающих либеральные силы на неприятие электоратом? Не объясняется ли фиаско отечественного либерализма какими-то более глубокими причинами, чем очевидное злоупотребление административным ресурсом в пользу партии власти? Для ответа на этот вопрос сделаем небольшой экскурс в историю.

Когда советский тоталитаризм в 1960-е — 70-е годы начал подгнивать и репрессии ослабли, в России появился ряд подпольных или полуподпольных организаций, принадлежавших к различным идейно-политическим течениям. Упрощая картину, можно сказать, что этих течений было три: "истинный марксизм-ленинизм"; западничество (либерального или социал-демократического толка); почвенничество или неославянофильство. Первое из этих направлений мы рассматривать не будем, остановимся на некоммунистических оппозиционных течениях — западничестве и почвенничестве. Очевидно, что грядущее противостояние "демократов" и "патриотов", ставшее очевидным в годы горбачевской перестройки, выросло именно из этого раскола 70-х годов. Демократы-западники настаивали на приоритете прав человека (из которых первым нередко провозглашалось право на эмиграцию) и выступали за перенесение в Россию западной парламентской системы. Патриоты же ратовали прежде всего за возрождение русской культуры, традиций и нравственных ценностей, оформленной политической программы у многих из них не было. Сходные интеллектуальные течения возникли и в среде фрондирующей гуманитарной интеллигенции. Уже в 60-х — 70-х годах было очевидно, что авторы, публиковавшиеся в "Новом мире", никогда не будут желанными гостями в "Нашем современнике".

Хотя здравомыслящие силы присутствовали в обоих лагерях, представители этих политических направлений постоянно обливали друг друга грязью — сначала в самиздате, а после 1987 г. и во вполне респектабельных официозных газетах и журналах. Почвенники третировали правозащитников как "пятую колонну Запада", в то время как те клеили на консерваторов ярлыки "ксенофобов" и "фашистов". Кто же выиграл от этого противостояния? Естественно, номенклатура — пока патриоты и демократы выливали друг на друга ушаты помоев, она без помех приватизировала в свой карман богатства страны. Как заметил еще в апреле 1992 г. (в интервью Станиславу Говорухину в Вермонте) Александр Солженицын, патриоты и демократы "вместо того, чтобы штурмовать коммунизм, скорей его свалить, начали грызть друг другу глотку. И так стали ругательствами и "демократ", и "патриот"". А позднее, уже после возращения на Родину, писатель констатировал: "Вместо того, чтобы активнее использовать гласность для расчистки от коммунизма, столичная интеллигенция друг друга проклинала, а номенклатура только руки потирала и занимала нужные места". В России, таким образом, демократы и почвенники не смогли объединиться для борьбы с коммунистической диктатурой, — в то время как в конце 80-х годов демократы и националисты в странах Центральной и Восточной Европы, Прибалтике и Закавказье действовали единым фронтом. Причина этого, возможно, заключается в том, что за пределами России коммунизм воспринимался как нечто, насильственно навязанное народу иностранной державой, и борьба против него поэтому рассматривалась как национально-освободительная.

Еще более интересные метаморфозы произошли с обоими этими течениями дальше, когда многие демократы-западники поддержали властные амбиции опального обкомовского секретаря Б.Ельцина. В 1991 г. часть "демократической интеллигенции" совершила "хождение во власть", а немало ее представителей превратились в идеологическую обслугу ельцинского режима. Хотя реально победу в августе 1991 г. одержала российская номенклатура, избавившаяся от союзного центра и получившая возможность бесконтрольно поделить государственную собственность на территории РСФСР, радикальные демократы расценили победу ельцинской группировки как свою собственную. Именно они приняли самое активное участие в создании, наладке и обслуживании ельцинской пропагандистской машины. Очень скоро с их стороны стали звучать голоса о необходимости разогнать "реакционный" Съезд народных депутатов, якобы мешающий Ельцину проводить "прогрессивные реформы". Радикалы из "ДемРоссии" и многочисленные представители западнической "творческой интеллигенции" постоянно призывали Ельцина "во имя осуществления реформ" установить режим личной власти.

Одной из причин сего странного сближенья демократов с номенклатурой была, вероятно, их сильнейшая, аффектированная неприязнь к русскому национализму, который у либеральной интеллигенции издавна ассоциировался исключительно с ксенофобией, шовинизмом и фашизмом (хотя исторически русский национализм в целом был чужд ксенофобии и всегда отличался тяготением к всечеловечности. Печальные исключения, разумеется, тоже были, — но ведь и среди демократов не все были ангелами.). Даже академик Андрей Сахаров — и тот утверждал, что "дух славянофильства на протяжении столетий представлял собою страшное зло" (а ведь славянофилы в середине XIX века активно боролись за отмену крепостного права, земскую реформу и свободу печати!). На тех, кто пытался привлечь внимание к проблемам русского народа в России или за ее пределами, "демократическая" пропаганда немедленно вешала ярлыки "русских фашистов" и "красно-коричневых". Любые проявления русского самосознания немедленно клеймились как "шовинистические" и "фашистские". Тем самым исключалось не только сотрудничество с конструктивными патриотическими силами, но и самая возможность диалога с ними, а вопрос о том, что оппоненты, может быть, тоже в чем-то правы, даже не возникал.
Более того, именно допущенные к дележу пирога "демороссы" приняли активное участие в идеологической подготовке государственного переворота в сентябре — октябре 1993 г. Теперь они из вчерашних преследуемых превратились в активных преследователей. Но, как говорил герой Солженицына, "ума ж не хватает, что дорого — начать, через полгода и ваших передушат…"

Патриотов же логика политической борьбы заставляла поддерживать Съезд и Верховный Совет, постепенно переходившие в оппозицию к Ельцину. Осенью 1993 г. патриотические партии и движения принимали участие в защите Белого Дома. В то время в стране сложилась парадоксальная ситуация. Единственным относительно демократическим (и в этом смысле европейским) политическим институтом в 1993 г. в России был парламент, то есть Съезд народных депутатов. Можно вполне согласиться с неославянофилом Владимиром Садовниковым, что система власти, утвердившаяся в России в результате выборов марта 1990 г., "была — по своей объективной сути — самым антисоветским и антитоталитарным завоеванием горбачевской перестройки". Устранение Съезда означало в каком-то смысле возврат к старой, доперестроечной советской системе (а чем-то и к еще более архаическим временам). Соответственно, демократы, соблазненные западнической утопией и поддержавшие указ №1400 и расстрел парламента, объективно способствовали победе авторитарно-этатистской, "царистской" традиции отечественной политической культуры (в приверженности которой они постоянно обвиняли своих оппонентов). Патриоты же, защищавшие Конституцию, объективно отстаивали демократические завоевания горбачевской перестройки 1985 — 91 гг. и цивилизованный (европейский) путь развития России — независимо от того, из каких соображений они пришли к Дому Советов. (Приверженность принципам демократии многих сторонников парламента тоже не стоит переоценивать). Воистину, как заметил Максимилиан Волошин, "партии, сами того не замечая, в пылу борьбы обмениваются лозунгами и программами, как Гамлет во время дуэли обменивается шпагой с Лаэртом".
Но после подавления патриотической оппозиции Ельцин перестал нуждаться и в попутчиках из "демократов". Мавр сделал своё дело (благословил новый авторитаризм) — мавр может уйти. И "демороссов" стремительно вытеснили из властных структур люди типа Сосковца, Лобова, Коржакова.

Внешне казалось, что осенью 1993 г. западники победили патриотов. Однако вскоре обнаружилось, что над теми и другими одержала верх прожорливая и лицемерная номенклатура, сросшаяся с мафиозными структурами. Демократическая интеллигенция — в искреннем ослеплении или из корыстных побуждений — помогла номенклатуре разрушить парламентаризм, обратить вспять процесс демократизации и установить новый авторитаризм, а в итоге это привело к печальным последствиям и для нее самой. Последний акт этой драмы мы наблюдали в декабре 2003 г. Если Ельцин "зачистил" от демократов исполнительную власть, то его преемник вытеснил их уже и из законодательной. Реакция пришла в Россию не со стороны мифических "русских фашистов", а с тыла — со стороны той самой "сильной исполнительной власти", которую многие из либералов с таким усердием помогали строить и укреплять. Конечно, обидно! Старым большевикам, вероятно, тоже было обидно, когда при режиме, который они помогали устанавливать, их бросили в тюрьму, — но, как говорит пословица, посеявший ветер пожинает бурю.

Вот так и закончился на этот раз извечный российский спор западников и славянофилов... Что привело к столь невеселым результатам? Одно из главных, на мой взгляд, заблуждений тех, кто относил себя к либерально-западническому лагерю, заключалось в том, что они демонстрировали удивительное равнодушие к проблемам русского народа (активно выступая при этом в защиту интересов малых народов СССР и РФ) и огульно оценивали все русское патриотическое движение как ксенофобское, антидемократическое и шовинистическое, не делая ни малейших попыток сотрудничества с разумными силами из патриотического лагеря. Как отмечает генеральный директор Центра этнополитических исследований Эмиль Паин, большинство либеральных политиков и интеллигенции в конце 80-х — начале 90-х годов "разделяло идеи А.Д.Сахарова о необходимости покаяния россиян за имперское прошлое СССР и поддержки национальных движений в бывших союзных республиках и российских автономиях". (Независимая газета, 27 мая 2003 г.). Демократическая интеллигенция была готова приветствовать возрождение национальных чувств и национальные движения в Армении, Грузии, Прибалтике, но только не в России (а между тем, даже в программе избирательного блока "Демократическая Россия" 1990 г. декларировалось: "Русский народ, создавший великую культуру мирового значения, ущемлен, наравне с другими народами Российской Федерации, в своих национальных чувствах".). Защитники прав национальных меньшинств не сознавали, что права русского большинства тоже нуждаются в защите, — ведь русские в СССР были унижены и ограблены не меньше, чем другие народы советской империи. А поскольку свято место не бывает пусто, то "русскую карту" начали разыгрывать ЛДПР и КПРФ. И, как показывают результаты выборов, — небезуспешно.

Между тем, антагонизм между либерализмом и почвенничеством отнюдь не вытекает из их принципиальной внутренней несовместимости, а объясняется скорее психологическими комплексами их отечественных носителей. Западничество ведь не предполагает, что его адепт должен преклоняться перед США, восхвалять "макдональдизацию мира", относиться к России как к "этой стране" и считать первейшим правом человека право на эмиграцию. И патриотизм отнюдь не требует от своих приверженцев обязательной ненависти к "инородцам". (Другое дело, что в обоих противостоящих лагерях хватало не слишком приятных личностей). Вполне возможно — и это даже вполне естественно — быть одновременно либералом и патриотом, и кажется совершенно нелепым, что у нас эти направления мысли так долго были между собой в конфликте.
В реальности ценности либеральные и ценности патриотические не только не противоречат друг другу, но гармонично дополняют друг друга. Как раз либеральная правовая демократия и создает наиболее благоприятные условия для развития культуры, сохранения традиций и национальной самобытности, поддержки народного искусства и ремесел, охраны памятников старины, защиты природы… А с другой стороны, как заметил немецкий философ и политолог Гюнтер Рормозер, "все великие демократии черпают силы в единстве демократии с национальным сознанием". Эту взаимосвязь понимали не только лучшие представители почвеннического лагеря, но и некоторые западники. Как сказал еще в 1972 г. редактор нелегального православно-патриотического журнала "Вече" Владимир Осипов, "отношение наше к демократическому движению самое сочувственное. Вне всякого сомнения — без гарантий прав человека, без конституционных свобод невозможно никакое культурное возрождение". И опыт стран Центральной и Восточной Европы, и некоторые эпизоды отечественной истории (например, совместная борьба "зеленых" и писателей-почвенников против поворота сибирских рек в середине 1980-х годов) показывают, что сотрудничество между демократами и патриотами в принципе возможно. Да и Белый Дом в августе 1991 г. вместе защищали и демократы, и демократические патриоты…
Раскол оппозиционного движения 70-х — 80-х годов привел, как показано выше, к печальным последствиям, и эту ошибку нельзя повторять. А между тем сотрудничество либералов и демократических патриотов остается необходимостью и сейчас, перед лицом продолжающегося наступления властей на остатки демократии. Поэтому, думается, отечественным либералам пора повернуться лицом к русским проблемам. Им стоило бы задуматься о том, что, поскольку русский народ был и остается становым хребтом Российского государства, борьба за свободу и право в России должна быть неразрывно связана с борьбой за русское экономическое и культурное возрождение, — иначе она останется "гласом вопиющего в пустыне". Согласимся с Солженицыным: сбережение народа, сбережение его физического бытия, его нравственного бытия, его культуры, его традиций — именно в этом заключается в наши дни "русский вопрос".
Соответственно, необходимо и обновление идеологии российского либерализма. С одной стороны, полагаю, пришло время вернуться "к знаменам" — к русской либеральной традиции, к наследию Бориса Чичерина, Павла Милюкова, Павла Новгородцева, Бориса Вышеславцева. С другой стороны, либеральная идеология в России должна быть переосмыслена так, чтобы она соответствовала отечественным духовным ценностям и историко-культурным традициям, не была оторвана от чаяний и проблем русского народа. Либерализм в России не может быть одержим духом национального нигилизма. Если же либералы не найдут в себе сил произвести такую идеологическую перестройку — что ж, тогда думские выборы будут выигрывать партии, которые стоят "за русских и за бедных"…

РАБОТЯЖЕВ Николай Владимирович,

кандидат политических наук, старший
научный сотрудник ИМЭМО РАН

Обсудить на форуме.


Главная страница	Текущий номер	Архив	Гостевая	Форум	Обратная связь