Анастасия СТЕЧКИНА

Анастасия СТЕЧКИНА

НЕЖДАННЫЙ ПОДАРОК

Я просыпаюсь, привычно вылавливаю пищащий будильник в куче одежды. Сразу зажигаю свет, а то засну. Главное - вставать немедленно. Минуту полежишь, и затянет, как в болото. Завернувшись в одеяло, шлепаю на кухню. Пока закипает чайник, умываюсь. Кофе с молоком - больше ничего в три часа ночи в себя запихнуть не удастся. И сигарету на балконе. Позволю себе курить на кухне - буду смолить по две пачки в день. Холодно, по-московски пусто: ни одного теплого окна, только вертикальные цепочки голубоватых лестничных площадок. Мою голову, греюсь под душем.

Вспоминаю, как собиралась год назад первый раз. Тогда это был Ростов. Я почти четыре часа потратила на раздумья, что надо взять. Забыла самое главное: шерстяные носки. Теперь я могу позволить себе не торопясь полить цветы, вымыть посуду. Радуюсь, что не надо брать фен, волосы отросли настолько, что можно их завязывать в хвост. Точнее хвостик. Часть, конечно, выбивается, но, по сравнению с мучениями с прической, это просто ерунда.

Натягиваю джинсы - сойдут с пиджаком за деловой костюм. Пусть кто хочет ездит в юбке, а меня избавьте от этого удовольствия. Почему не звонит водитель?

Допиваю холодный кофе, курю, стуча зубами, на балконе. Что я забыла? Тапочки. Ну, ясно: опытный командировочный. Впрочем, такая жизнь кого хочешь доведет: накануне я ушла с работы в пол-одиннадцатого. А в воскресенье свое законное работала, чтобы на неопределенное время моего отсутствия у подшефных колхозов были домашние задания, и они не могли оправдать свое безделье неполучением моих руководящих указаний.

Звонок. Контрольный, как вчера просила. Есть время послоняться по квартире, обдумать вопрос, что будет с восьмью этажами подо мной, если потечет кран. Но это все равно не подвигнет меня лазить закрывать вентили. Плевать, заодно с соседями познакомлюсь.

Звонок. "Сейчас выхожу". Деньги, ключи, документы, мобильник, зарядник, носки и прокладки - все остальное поправимо.

Пока нет Шефа, сажусь впереди. Закуриваю и Алексей останавливается у ларька, чтобы купить банку "из-под кока-колы". Сзади нет пепельниц. Ларек освещен, но закрыт, о чем сообщает длинный мужик, подметающий веником ступеньку, и тщательно запирает дверь.

Мы выезжаем по Ярославке на север, сворачиваем в какой-то проезд. Задом заезжаем в кусты и ждем. Шамиль в тренировочном костюме и с сумкой, здоровается. Пока едем обратно, он жалуется на то, что вез тещу, машина так просела, что пришлось на дороге выкинуть подкрылок. Обсуждаются тещи и частично женщины вообще. Мое присутствие портит дискуссию.

Внуково. Чуть-чуть начинает светать. За глухим забором виден верх кирпичного особняка с башенкой и позолоченным петушком на крыше. Неплохо живет Шеф. Вообще-то мне он не начальник, но менять термины - последнее дело. Сейчас явно не время качать права. Под ногами шуршит гравий.

Шеф появляется на сцене, одет изумительно: куртка, джинсы, рубашка, но при этом "казаки" явно показывают своей стоимостью, кто тут за главного. Бросаю прикуренную сигарету, и, прежде чем придавить огонек, долю секунды жалею.

Шоссе. Светает. Машины навстречу, но еще рано для пробок. Меня всегда чем-то мучает сочетание утреннего света и электрического, вот и сейчас на встречные фары смотреть неприятно. Пробую спать. Джип на это явно не рассчитан, да и кофе... Смотреть не на что: юго-восток Подмосковья в октябре. Мы проезжаем указатель "Волгоград", и попадаем в дождь. Сначала нам кажется, что это случайность, и мы звоним, чтобы спросить, какая у них там погода. Долго никто не подходит. Шамиль нервничает. Наконец нас обнадеживают: погода дрянь, но сухо. Шамиль радостно требует обеспечить для приезжей "дамы" казачка какого-нибудь. Чтобы все было, как положено. Надеюсь, это указание будет воспринято как обычно: не исполнять, пока начальство не гаркнет. Шамиль докладывает Шефу про уборку семечки, про счета за ремонт чего-то там, складирование зерновых... Я просыпаюсь, когда машину подбрасывает на колдобине. Вода заливает стекла. Поля, поля, поля и трасса. И дождь.

Любопытно, что у пассажира совершенно иной взгляд на дорогу перед собой, чем тот, который достается водителю. Но увидеть это можно только из-за спины в зеркале заднего вида. Сбоку смотрится иначе. Алексей не видит меня в зеркале, и я могу думать об этом безнаказанно. И еще о чем угодно. Это - дорога.

На завтрак - сардельки с яичницей и прочей мерзостью в придорожном кафе. Пока отходила "за гаражи", промочила ноги, куртка намокла, а спутники занервничали. Честно поясняю, что в такую погоду никто вылезать из кабины не будет и можно за меня не бояться. Мужики реагируют на откровенность по-разному, но языки в дальнейшем придерживают. Пьем коньяк "Белый Аист". Справедливости ради, он бывает и хуже. Я заявляю Шамилю, что все разговоры про "казачков для меня" могут быть неправильно истолкованы местным населением. Они должны звать меня "на Вы" и по отчеству, а то не будут слушаться. Шамиль виновато оправдывается, а я понимаю, что хватила через край. Он славный и добрый, очень какой-то домашний, душевный. Явно расстроился. Шеф вляпывается рукавом в кетчуп. Потом он покупает кассеты с "казачьими песнями". В машине снимаю ботинки и надеваю шерстяные носки. Сажусь по-турецки. Тут же приходится отвергать обвинение в занятиях медитацией.

"Казачьи" песни воистину омерзительны. У Ремарка в "Трех товарищах" есть персонаж - хозяин ресторана, у которого страсть в жизни - мужские хоры. Там все слушают пластинку с записью казачьего хора. Голос запевалы - словно птица, ему серьезно и торжественно вторит хор: "Эх!" ...Видимо, шефу казаки тоже не пришлись по душе, но по другим соображениям. Вторая купленная им кассета на 30 минут - худшего разлива блатняк. Через три часа я уже помню ее наизусть, где-то в подкорке забилось "тает, тает, тает на дороге грязный снег...погулять з/к желает".

Стараюсь курить одновременно с шефом, чтобы в открытое им окно вытягивало дым. Остальные - некурящие. Спасает только отсутствие колонок сзади: "А ты всегда со мной девчонка моя первая, и с пожелтевшей фотографии глядишь...". Будь проклято это кафе с его кассетами. Машину заносит на луже, Шамиль хвалит водителя: всегда такой спокойный. Конечно, он же профи, это мы с тобой любители.

Дождь льет тише, но в тот момент, когда Шамиль с надеждой говорит: "Проскочили",-- как бы в насмешку, рушится стеной на капот.

Подсолнечник, бурый и мокрый, вызывает у Шефа взрыв критики - мелкий очень.

- А когда комбайны собирают подсолнечник, они семечки из цветка вышелушивают? Как они это делают?

И получаю резонный ответ:

- На то они и комбайны".

"Потому что перпендикулярно", - мне так в детстве отвечали на дурацкие вопросы.

Приезжаем на хутор под вечер. Вламываемся в контору, как завоеватели, аккурат на совещание. Председатель, он же в современной терминологии - директор, большой, усатый, смущен. Шеф допрашивает с пристрастием, и он обращается к сидящим вдоль стены мужикам: "Вопросы есть? Ну и пошли тогда все". Мудрое решение. "Казаки" в засаленных штанах, щуплые и в большинстве своем низкорослые, сидели, глядя в пол, и ежились под нашими взглядами. Команду директора восприняли с радостью.

Пьем чай из чашек с позолотой. Задаю вопросы про недвижимость, вызывают главного бухгалтера. И я в который раз думаю, что не в пример мужчинам, в женщинах здесь сохранились и красота и стать.

Вспоминаю, что забыла документы в машине. Прошу Алексея открыть заднюю дверь, роюсь в сумке.

- Не притирайся к бамперу.

Поздно. Плюю на руки, тру джинсы.

- К чему тут еще притираться? С казаками и механизаторами обещанными вы меня явно прокатили.

- А может, и мы на что сгодимся?

И тут меня что-то взводит изнутри:

- А ведь я могу этот вопрос и всерьез рассмотреть, я тоже в командировке.

Достали меня их шуточки. Или не только шутки? Алексей молчит где-то в стороне, пока я достаю бумаги и, вновь задев злосчастный бампер, толкаю сумку вглубь. Похоже, у меня проблемы с недвижимостью. Все хуже, чем я надеялась.

Дожди уже неделю не дают убирать. Попробовали завалить гречиху - она вся пропала. На току лежат две кучи зерна и семечек - золотистая и черная. Кучи маленькие: все, что можно, отвезли на элеватор. Зерно налипло на колеса грузовика. Господь Бог непонятно все устроил: в Эфиопии какой-нибудь эту пшеницу по зернам бы собрали. Но Эфиопия далеко. А здесь полужидкая черная грязь из очень хорошей земли - единственное местное богатство.

Шеф с гордостью показывает дом и сад, которые они недавно купили. Удобства, правда, на улице... но ничего, все будет как у людей. Есть летний душ, а в доме - ванная. Водопровод, к сожалению, не работает, напор слишком слабый.

Разливаем московскую водку, и закусываем местной колбасой. Галя приносит гречневую кашу, квашеную капусту с хренком. Пьем чай. Шеф с водителем играют в нарды. А я стелю постель и засыпаю мгновенно.

Петухи орут в пять. Вообще-то им положено в шесть, но они Ленинскому декрету о переносе времени не подчинились. Лежу в темноте и слушаю, как по хутору перекликаются разноголосые будильники. Ловлю себя на мысли, что пытаюсь услышать звук дойки. Спать не хочется, надо бы посмотреть кодекс, подготовиться к сегодняшней встрече. И вообще привести себя в порядок. Не обуваясь, выхожу в коридор, закрываю дверь в комнату, где спят остальные. На улице звезды, крупные, яркие, почти южные. Тепло светится окно на взгорке. Кассиопея, Ковш, Лебедь... А больше не помню, забыла все. Только млечный путь, словно кусочек кисеи, зацепившийся за блестящие булавки. И ветер.

Грею воду на плите. Условия более чем нормальные. Отмываю вчерашнюю грязь. Уфф! Вот теперь я чувствую себя человеком. Закуриваю и понимаю, что для полного счастья не хватает... правильно, горячего чая. Проводка здесь не выдерживает кипячения полного чайника, поэтому, налив половину, гашу весь свет и, мысленно попросив невесть кого не выбивать пробки, нажимаю кнопку. Через минуту пробки с громким щелчком вылетают где-то в "мужской" комнате. Черт! О черт! Какой болван поставил счетчик не на кухне?

Слава Богу, полной паники среди населения не случилось. Сначала выполз заспанный Шамиль, потом прибыл Шеф. Я извинялась, как могла. Мне прочли лекцию, что в колхозе всегда так рано встают. А я-то, наивная душа, конечно всерьез решила, что это из-за пробок...

В качестве мелкого подхалимажа пытаюсь накрыть на стол. Мои поиски четвертой чашки Шамиль прерывает объяснением, что Алексей все равно "находится на партийном задании". Стало быть, посуда чище будет. Хорошо же я спала, если звука отъезжающей машины не услышала.

Шеф не в духе. Отменяет поход в столовую на завтрак. Я вызываюсь сбегать к Гале за молоком. Тону в грязи, снимаю крючок калитки, стучу в дверь. "Лечиться будете?" - спрашивает не без ехидства Галя. Она даже не представляет, как я люблю молоко.

Кофе с молоком несколько примиряет Шефа с действительностью, и появление водителя с объяснением: "...., хорошо спится на свежем воздухе" - проходит относительно тихо. Я осмеливаюсь отказаться от чести присутствовать на утренней планерке. При мне нельзя будет поговорить конструктивно и объяснить подробно со всеми положенными эпитетами. А заниматься воспитанием речевой культуры населения здесь еще рано. Обещаю быть готовой через полчаса. Глотаю молоко и читаю гражданский кодекс. И то и другое в ускоренном темпе усваивается плохо. Алексей заезжает за мной. Жаль бросать только что прикуренную сигарету, и я возмущенно говорю, что полчаса не прошли.

Он пьет кофе на кухне, не снимая куртки. "Достать молоко из холодильника?" -- дважды повторила вопрос, прежде чем он меня услышал. Бутерброды с колбасой идут "на ура". Ну, неужели здешние бабы взяли дурную московскую манеру: выгонять мужика по утру, не покормив? Ах, ну да, проспал же...

Идти в контору не хочется. Стою и глазею на комбайны, на раздолбанный автобус, из которого выпадают давешние "казаки", вагончик охраны, недоделанный забор, ремонтные мастерские 46-го года постройки, гараж без крыши, задравший к небу ржавые стропила. И чернозем, который здесь просто грязь. Краем глаза вижу в руках водителя диск. Оказывается, в машине и CD есть. Оборачиваюсь посмотреть и ...

Сначала я подумала, что у меня галлюцинации: Алексей распечатывает новенький диск с концертом для виолончели с оркестром Генделя в исполнении "Виртуозов Москвы". Неужели я настолько перестала разбираться в людях на глаз?

Только первые аккорды привели меня в чувство.

- Это подарок?

Мелодия плывет над хутором. Затягивает все от низких струящихся облаков до ступенек конторы. Охрана аккуратно высовывается из сторожки и рассматривает ненормальных москвичей. Все настолько реально и призрачно одновременно, что кажется, этот мир сейчас рассыплется, не выдержав абсурда.

- Да... Я не понимаю, ведь это здесь мне подарили. Это не продается ближе Волгограда.

Так хочется плакать, что я смеюсь.

- Вы все равно никогда нас не поймете. Это просто исключено.

Он слушает до тех пор, пока Шеф не требует выключить. И, слава Богу. Потому что дорога мимо застрявших в поле комбайнов, ярко зеленых озимых и желто-оранжевой летящей листвы под музыку Генделя оказалась мне не по силам. Кому досталась "Планета людей" Сент-Экзюпери, когда тот, кому я дала ее почитать, ушел добровольцем воевать в Чечню? Я распечатала новую пачку "Салема" - не нашла в сумке открытую. Неужели это несоответствие, смешное и наивное, но всесильное - часть мирового порядка? Тогда получается, что без виолончели комбайны не выйдут в поле?

И только теперь, когда вспоминаю ленту дороги, подметаемую листьями, я понимаю и еще кое-что.

Генделю и в кошмарном сне не могло привидеться, как я услышу музыку, написанную им. Подарившая диск тоже не догадывалась, что это будет значить для меня в тот момент.

Истинные подарки не могут быть подарены людьми, их дает только судьба. А люди из-за своей близорукости вручают не то и не тем. Однако, видимо, судьба это иногда подправляет по своему. Не может тепло души пропасть, просто нам не всегда дано знать подробности сохранения энергии.

Обсудить на форуме.


Главная страница	Текущий номер	Архив	Гостевая	Форум	Обратная связь